Дары. Зависть
Сказки его облетают по миру круг, песни щемящие льются из чутких рук, голос его пробуждает меня от сна –
равен богам, но какая тому цена?
Гордость и горе мне зваться его сестрой – связана с ним я теснее, чем он со мной, узы меж нами давно не дают уснуть. Взгляд его ласковый – камень, что лег на грудь, хрупкие ребра крошит, не дает дышать, гонит меня в эти заросли камыша – там, у излучины, в сотне шагов на юг. Но и оттуда я слышу - они поют, ноту подхватят и воют, покуда ночь волком в подпалинах их не спровадит прочь и не повиснет блаженная тишина.
В толпах его обожателей я – одна,
хуже того – я всего лишь "одна-из-них": копьями медными насквозь пронзает стих, мелко вибрирую спущенной тетивой.
Видно, из нас только он и любим судьбой; видно, из нас только мне и строки не спрясть – мне над словами неведома брата власть, мне не понять, как сплетает златую нить.
В сказках его только старшим в шелках кружить, младшим – рядиться в холщовое полотно. Белые пальцы им колет веретено, слезы в ладонь собирают, чтоб в раны – соль, – только затем, чтоб не вечной была их роль, чтобы потом не снимать им шелков и шуб.
Сказки его вытекают из сжатых губ, память о них в сердце плавится и гниет.
Как быть веселою, если он взял мое?
Ласковой быть с ним, коль голос он мой отнял?
Как не любить, если может любить меня?
Проклятой быть мне, коль брату желала зла – не расплести в моем горле того узла, что не позволит сказать, как теперь мне жаль – молча смотрю, как тускнеет в глазах янтарь, вдохи шумны, и прерывисты, и редки.
Помню, как плакала девочкой, "ни строки больше не выпою" – так обещал он мне. Долго держал ли он слово? Конечно, нет: рот зажимал он – слова все равно лились, от напряжения мелко дрожала кисть,
слезы его орошали труху и прах.
Знала я зависть – теперь я познала страх.
Он говорит мне: "желал я тебя сберечь, выкупил дар твой – теперь же снимаю с плеч, песни твои будут сладки, легки, как пух" –
и поцелуем вливает их в пальцы рук.
