Ловцами бури звали испокон мужей и дев из рода Малекитов; мол, ставят всё, что есть у них, на кон, за право подтвердить свой древний титул. Выходят в бой, где бесполезен меч, где толку нет от кулака и пики, лишь чтобы оседлать свирепый смерч и ураган как чашу хмеля выпить. Не знал никто, какое колдовство им власть дало над вихрями и ливнем, но все сходились в том, что для ловцов звенящий штиль — единственная гибель.
Я младшим был из рода своего, но и судьбу свою я понял рано: я знал, что мне сражаться среди волн, и мне вгрызаться в сердце урагана. Я видел, как ловила бурю мать, как дядя выходил навстречу шторму, и я мечтал таким же сильным стать, и спрашивал:
— Когда же?
— Скоро, скоро.
* * *
И время шло, и мой пришёл черёд — но несмотря на все мои потуги, та сила, что наследует мой род, упрямо не давалась в мои руки: не мог поймать я смерча хвост никак, и шторм лишь раздувался всё сильнее...
Но я же чуял мощь в моих руках, свернувшуюся смертоносным змеем; но вся семья шепталась обо мне из года в год всё тише и печальней — «похоже, что в нём этой силы нет», а позже они вовсе замолчали.
* * *
Однажды подозвал меня к себе один из самых старых Малекитов: взглянул в глаза и произнёс: «Рэйберт, я целый век взывал в своих молитвах, прося лишь о рождении того, кто будет мне преемником отныне. Я знаю, что в тебе есть колдовство, что понято не может быть другими».
И он поведал мне, что этот род, рождая тех, кто бурю покоряет, в противовес раз в век он создаёт того, кто у другого стоит края. «Ты тот, Рэйберт, чей вздох рождает шторм, чья ярость наполняет ураганы, и долг теперь твой в этом — до тех пор, пока тебя в конце концов не станет. Наш род велик, и сила велика — но если нет врага — зачем же рыцарь? — пусть Малекиты славятся, пока ты будешь позволять с собой им биться».
* * *
Я вышел в поле. Посмотрел наверх, глотая боль, не вылитую в плаче.
Я, верно, слаб, но не слабее тех, кто поступал, как я, а не иначе.
Быть может, тот, кто будет после нас, откроет правду роду Малекитов — он скажет: баста, мы отныне — пас, мы больше не играем в эти битвы.
Но я — другой. Я знаю, что мой род сейчас не может жить без этой бури.
Она грядёт, клянусь, она грядёт.
Но я, её встречая, —
я зажмурюсь.
